Высочайший хотел уступить престол Никого не Стесняющему,
а тот отказался. Тогда Высочайший стал предлагать престол
Цзычжоу Отцу Устоявшему, и тот сказал: "Мне стать Сыном
Неба? Пожалуй, можно. Правда, одолела меня хворь, и править
Поднебесным миром мне недосуг".
На свете нет ничего важнее всей Поднебесной, а этот муж
не захотел из-за нее вредить своему здоровью. Только тому,
кто не заботится о Поднебесной, можно доверить власть над
нею. Ограждающий хотел уступить престол Умеющему
Свернуться, а тот сказал: "Пространство и время – это
двор, в котором я обитаю. Зимой одеваюсь в кожи и шкуры,
летом одеваюсь в холст и полотно. Весной я пашу и сею и даю
телу вволю потрудиться. Осенью жну и закладываю зерно в
закрома и даю себе хорошенько отдохнуть. С восходом солнца
выхожу работать, в закатный час ухожу отдыхать. Я привольно
скитаюсь между Небом и Землей, и в моем сердце царит
довольство. Что значит для меня Поднебесный мир? Жаль, что
вы совсем не понимаете, кто я такой!" Вот так он отказался
от престола, а сам ушел далеко в горы, и никто в мире не
знал, куда лежал его путь.
Правитель Лу прослышал о том, что Янь Врата Бытия обрел
Путь, и послал к нему гонца с богатыми дарами. Янь Врата
Бытия жил в бедной деревушке, носил холщовый халат и сам
кормил быков. Увидев царского гонца, Янь Врата Бытия сам
вышел к нему навстречу.
– Это дом Яня Врата Бытия ? – спросил гонец.
– Да, это его дом, – ответил хозяин.
Гонец поднес подарки, но Янь Врата Бытия сказал в
ответ: "Боюсь, вы что-то перепутали, и вас за это накажут.
Лучше удостовериться еще раз, что ошибки нет".
Гонец вернулся во дворец и выяснил, что ошибки не было.
Но когда он еще раз приехал к Яню Врата Бытия, тот уже исчез.
Мужи, подобные Яню Врата Бытия, воистину презирают
богатство и знатность. Недаром говорят: "Подлинное в Пути
– это совершенствование себя, излишки в нем – это
радение о государстве, а сор в нем – это управление в
Поднебесной". Посему достижения земных царей – это
отбросы свершений истинно мудрых, и пользы личному
совершенствованию они не принесут. Ну не прискорбно ли, что
нынче так много достойных мужей подвергают себя опасности и
рискуют жизнью ради внешних вещей! Мудрец всегда знает в
точности, как и что он должен делать. Положим, кто-нибудь
зарядит свой арбалет огромной жемчужиной для того, чтобы
выстрелить в воробья, парящего высоко в небесах. Весь мир
будет смеяться над таким человеком. Почему? Потому что он
не жалеет ценного ради того, чтобы добыть ничтожное. А
разве жизнь не ценнее самой большой жемчужины?
Ограждающий хотел уступить Поднебесную своему другу.
Землепашцу из местечка Каменные Дворы.
– Что за суетный человек наш царь! –
воскликнул Землепашец. – Он из тех, кто не может не
трудиться изо всех сил. Тут он решил, что духовная сила в
Ограждающем не была полноценной. Он и его жена взвалили на
себя свои пожитки – он сам на спину, жена на голову
– и, взяв за руку сына, отправились за море. Больше их
никто не видел.
Когда великий царь Отец Верный поселился в городе Бинь,
на него напали племена Людей-Оленей. Он поднес им шкуры и
шелка, но те не приняли, поднес им коней и собак – не
приняли, поднес жемчуг и яшму – не приняли. Люди-Олени
требовали землю. Тогда Отец Верный сказал:
– Я не в силах видеть, как младшие братья и
сыновья моих близких отправляются на смерть. Живите
счастливо на этой земле. Не все ли равно, чьи вы будете
подданные: мои или Людей-Оленей? Я слышал, что средства
оказания помощи не должны вредить тому, ради чего помощь
оказывается.
И вот он взял в руки дорожный посох и пошел прочь, а
люди потянулись за ним. В конце концов они основали свое
царство у подножия горы Двуглавой.
О царе Отце Верном можно сказать, что умел ценить
жизнь. Тот, кто умеет ценить жизнь, будь он всех знатнее и
богаче, не позволит заботой о себе причинить себе вред. И
он, даже будучи бедным и униженным, не станет навязывать
себе бремя даже ради мирской славы. Ныне же ни один из тех,
кто носят знатные титулы и занимают высокие посты, не
понимает этой истины. Разве не ослеплены они, когда из
корысти и невежества навлекают на себя погибель?
Люди Юэ убили трех царей подряд, и царский сын в страхе
бежал в Красные пещеры, так что в Юэ не стало государя.
Юэсцы долго искали царевича и в конце концов нашли. Но
царевич не захотел выйти к ним. Тогда юэсцы подожгли вокруг
траву, заставили его выйти из пещеры и подняться на царскую
колесницу. А царевич, взойдя на колесницу, воскликнул,
обратив лицо к небу: "О, царский титул! Царский титул!
Неужели я не мог тебя избегнуть?" Царевич говорил так не из
ненависти к царскому титулу, а из страха перед опасностью,
грозившей ему. Такой человек не стал бы губить свою жизнь
из-за царства. Оттого-то юэсцы и хотели поставить его своим
царем.
Правители Хань и Вэй воевали друг с другом, и каждый
царь стремился захватить земли противника. Учитель Хуа-цзы
пришел к вэйскому царю Чжаоси и застал его крайне опечаленным.
– Положим, – сказал Хуа-цзы, – кто-то
даст вам такую клятву: "Если ты схватишь это левой рукой,
то потеряешь правую руку, а если схватишь правой рукой, то
потеряешь левую. Но какой бы рукой ты ни схватил, ты
станешь повелителем всего мира". Сделаете ли вы так?
– Нет, я так не сделаю, – ответил царь.
– Очень хорошо. Из этого можно заключить, что для
вас обладать двумя руками важнее, чем обладать Поднебесной.
А все ваше тело еще важнее, чем ваши руки. Царство же Хань
в конце концов далеко не так важно, как весь мир. Земли же,
из-за которых вы враждуете с Хань, еще менее важны. Так
будете ли вы вредить себе, печалясь из-за того, что не
можете завладеть какими-то землями?
– Прекрасно! – воскликнул царь. – Много
было у меня советников, но никто прежде не говорил мне так.
Мы можем сказать, что Хуа-цзы знал о том, что в жизни
важно, благодаря незначительному.
Учитель Ле-цзы жил в нужде и вечно голодал. Какой-то
человек рассказал об этом чжэнскому царю Цзыяну. "Разве
государь, – добавил он, – не будет опозорен в
целом свете, если столь достойный муж, живущий в его
царстве, бедствует?"
Царь немедленно велел одарить Ле-цзы зерном. Учитель
вышел к царскому гонцу, дважды отвесил поклон, но подарка
не принял. Когда Ле-цзы вернулся к себе, его жена стала
бить себя кулаками в грудь, причитая:
– Я слышала, что в семье того, кто претворяет
Путь, все благоденствуют, мы же вечно голодаем. Государь
прислал тебе зерно, а ты его не принял. За что мне такая доля!
Ле-цзы улыбнулся в ответ и сказал:
– Царь шлет мне зерно, но ведь он меня не видел и
судит обо мне с чужих слов. Вот так же с чужих слов он
может обвинить меня и в преступлении. Вот почему я не
принял даров.
А народ и вправду восстал, и казнили Цзыяна.
Когда чуский царь Светлейший лишился престола, в
изгнание за ним последовал мясник, забивавший баранов, по
имени Рассуждающий. Когда царь вернул себе царство, он стал
награждать всех, кто помог ему. Дошла очередь и до мясника
Рассуждающий.
– Великий государь лишился царства, а я,
Рассуждающий, лишился скотобойни, – сказал мясник.
– Ныне великий государь вернул себе царство, а я
вернул себе скотобойню. Ко мне вернулись и мой прежний
ранг, и жалованье. Какая же еще награда мне нужна?
Царь же в ответ велел заставить мясника принять
награду.
– Не по вине вашего слуги великий государь лишился
царства, поэтому я не смею принять от казны. Не благодаря
заслугам вашего слуги великий государь вернул себе царство,
поэтому я не смею принять и награды, – отвечал мясник.
– Привести мясника ко мне, – приказал царь.
– По законам царства Чу предстать перед государем
можно, лишь получив награду за большие заслуги. Но у вашего
слуги не хватает мудрости, чтобы управлять царством, не
хватает смелости, чтобы выйти на бой с разбойниками. Когда
воины царства У захватили нашу столицу, я, Рассуждающий,
бежал от разбойников, а не последовал за государем по своей
воле. А теперь великий государь в нарушение всех законов и
клятв желает, чтобы я предстал пред его очами. О таком
приказании вашему слуге еще и слышать не доводилось.
Тогда царь обратился к главному конюшему с такими
словами:
– Мясник Рассуждающий – человек презренного
звания, а рассуждает на редкость возвышенно. Передай ему от
меня, чтобы он занял свое место среди главных советников.
А мясник велел передать царю:
– Я знаю, сколь почетно звание главного советника
царя для такого человека, как я. Известно мне и то,
насколько жалованье в десять тысяч чжунов больше доходов
мясника. Но если я позволю себе иметь такой ранг и
жалованье, моего государя станут называть безрассудно
расточительным. Уж лучше я вернусь на рынок и буду забивать баранов.
Так мясник и не принял царской награды.
Юань Сянь жил в Лу за круглой оградой в доме, крытом
соломой, с прохудившейся дверью, которая была сплетена из
хвороста и поддерживалась ветками тутовника. Окном в доме
служило горлышко кувшина. Заткнув окно рогожей, он сидел с
женой, поджав под себя ноги, и перебирал струны, а в
комнате его было сыро внизу и капало сверху.
К Юань Сяню приехал в гости Цзы-Гун в колеснице,
запряженной холеными конями, с высоким передком и такой
большой, что она не помещалась в переулке. Цзы-Гун был одет
в пурпурный халат и белую накидку, а Юань Сянь встретил его
в шапке из бересты и соломенных сандалиях, опираясь на
посох.
– Ах, учитель! – воскликнул Цзы-Гун. –
Уж не заболели ли вы чем?
– Я, Сянь, нынче не болен, а беден, – отвечал
Юань Сянь. – Я слышал, что бедным называют того, кто
не имеет богатства, а больным называют того, кто, много
учившись, не может осуществить выученное.
Цзы-Гун, устыдившись, остановился, а Юань Сянь
продолжал с улыбкой:
– Поступать в надежде снискать похвалу людей, всем
угождать, со всеми дружить, учиться ради того, чтобы
блеснуть перед другими, а поучать, чтобы извлечь выгоду для
себя, и, прикрываясь рассуждениями о человечности и долге,
ездить в богато украшенной колеснице – вот чего я,
Сянь, не могу терпеть.
Цзэн-цзы жил в царстве Вэй, носил холщовый халат без
подкладки, лицо его опухло, руки и ноги покрылись мозолями,
по три дня он не разводил в доме огня, по десять лет не шил
себе одежды. Поправит шапку – завязки оторвутся,
возьмется за ворот – и локти вылезают из протертых
рукавов, схватится за сандалии – и задники оторвутся.
Но, шаркая сандалиями, он распевал древние гимны, и голос
его, подобный звону металла и яшмы, наполнял Небо и Землю.
Сын Неба не мог сделать его своим подданным, удельные
владыки не могли сделать его своим другом. Ибо пестующий в
себе волю забывает о своем теле, пестующий тело забывает о
выгоде, а взыскующий Пути забывает о сердце.
Конфуций сказал Янь Хою:
– Хой, подойди ко мне! Твоя семья бедна, положения
в обществе у тебя нет. Почему ты не идешь на службу?
– Не хочу служить, – отвечал Янь Хой. –
У меня есть за городской стеной поле в пятьдесят му, и
урожая с него мне хватает на кашу. А еще у меня есть десять
му земли на краю города, и этого мне хватает на полотно. Я
играю в свое удовольствие на лютне, и мне доставляет
радость изучать ваш Путь, учитель. Нет, я не пойду на
службу!
Лицо Конфуция стало серьезным.
– Твоя решимость превосходна! – воскликнул
он. – Я слышал, что человек, знающий, где
остановиться, не обременяет себя соблазнами; человек,
знающий, откуда приходит довольство, не боится потерь;
человек, поглощенный совершенствованием, не боится потерять
положение. Давно уже я распеваю эти слова, и сегодня
наконец я увидел в тебе, Хой, их олицетворение. Как ты
порадовал меня!
Царевич Моу из Срединныхс гор сказал Чжань-цзы:
– Мое тело находится здесь, на брегах рек и морей,
а сердцем я пребываю у городских башен царства Вэй. Как мне
быть?
– Цени жизнь, – ответил Чжань-цзы. –
Тот, кто ценит жизнь, презирает выгоду.
– Это я знаю. Но я не могу побороть себя, –
ответил царевич.
– Если не можешь побороть себя, тогда живи, как
живется, и не насилуй дух, – сказал Чжань-цзы. –
Не уметь себя побороть и притом насильно себя удерживать
означает "быть раненным дважды". А тот, кто "ранен дважды",
долго не проживет.
Моу был сыном царя Вэй, владевшего десятью тысячами
колесниц. Для него скрыться в пещере среди гор было
труднее, чем простолюдину, но хотя он и не обрел Путь,
можно сказать, что он кое-что знал о нем.
Терпя лишения на границе царств Чэнь и Цай, Конфуций в
течение семи дней не имел горячей пищи и пил отвар из
лебеды, не приправленный крупой. Он осунулся в лице, но
играл на лютне и пел в своей комнате. Пока Янь Хой собирал
овощи, Цзы-Лу и Цзы-Гун так говорили между собой: "Учителя
дважды изгоняли из Лу, ему пришлось бежать из Вэй, на него
повалили дерево в Сун, он бедствовал в Чжоу, а теперь он
окружен врагами здесь, на границе Чэнь и Цай. Он не в
состоянии защитить свое достоинство и жизнь, но как ни в
чем не бывало играет и поет, не прерываясь ни на минуту.
Может ли благородный муж быть настолько равнодушным к
своему позору?"
Янь Хой не знал, что им ответить. Тогда он пошел к
Конфуцию и поведал ему об этом разговоре. Конфуций отложил
лютню, вздохнул и сказал: "Цзы-Лу и Цзы-Гун –
ничтожные люди. Позови их, я хочу поговорить с ними".
Когда оба ученика вошли, Цзы-Лу сказал:
– Мы, можно сказать, попали в беду!
– Что за речи? – возмутился Конфуций. –
Для благородного мужа постичь Путь – значит добиться
успеха, а не ведать Пути и значит попасть в беду. Ныне мне,
хранящему Путь человечности и долга, приходится нелегко в
наш век всеобщей смуты, но разве это значит попасть в беду?
Глядя внутрь себя, я не отхожу от Пути. Сталкиваясь с
трудностями, я не теряю в себе силы. Лишь когда приходит
зима и выпадает снег, познается красота вечнозеленых сосен
и кипарисов
[126].
Поистине, испытания, выпавшие мне на границе Чэнь и Цай,
– счастье для меня!
Конфуций снова взял в руки лютню и запел. Цзы-Лу с
воинственным видом поднял щит и пустился в пляс, а Цзы-Гун сказал:
– Я и не знал, что небо так высоко, а земля так
низка. Мужи древности, обретшие Путь, были преисполнены
радости независимо от того, хорошо или плохо приходилось им
в жизни, ибо радовались они не успехам или неудачам. Где
есть Путь и его Сила, там успехи и неудачи неотделимы от
круговорота жары и холода, ветров и дождей. Вот почему
Никого не Стесняющий радовался жизни на берегу реки Ин, а
Гун Бо был доволен собой, живя на горе Гун.
Ограждающий хотел уступить Поднебесную своему другу,
се- верянину Не Допускающему Выбора.
– Ну и странный у нас государь! – сказал
северянин. – Он покинул свою деревню и пришел ко двору
Высочайшего, но и это еще не все. Теперь он хочет, чтобы я
разделил с ним его позор. Мне противно даже видеть его.
И он бросился в воды реки Цинлин.
Испытующий собрался идти походом на Разрывающего на
Части и пришел за советом к Сую Вспыльчивому. Тот сказал:
– Это не мое дело.
– У кого же мне искать совета? – спросил
Испытующий.
– Не знаю, – ответил Суй Вспыльчивый.
Тогда Испытующий обратился к Омраченному Светом, а тот
сказал:
– Это не мое дело.
– С кем же мне посоветоваться? – спросил
Испытующий.
– Не знаю.
– А что можно сказать о Найденном на реке Инь?
– Он необыкновенно умеет унижать других, а о
прочем я не ведаю, – ответил Омраченный Светом.
Испытующий посоветовался с Найденным на реке Инь, пошел
походом против Разрывающего на Части и победил его. Тут он
стал уступать Поднебесную Сую Вспыльчивому, а тот отказался
принять власть, сказав:
– Вы, государь, собираясь в поход против
Разрывающего на Части, пришли за советом ко мне, хотели
подтолкнуть меня к мятежу. Победив Разрывающего на Части,
уступаете мне Поднебесную, так что меня могут счесть
корыстолюбцем. Хотя я живу в смутное время, но не могу
стерпеть, когда человек во второй раз приходит ко мне с
унизительным предложением.
С этими словами он бросился в воды реки Чжоу и утонул.
Тогда Испытующий стал уступать Поднебесную Омраченному
Светом, говоря ему:
– Сей поход затевал знающий, осуществил отважный,
человечный же воспользуется плодами его: таков Путь
древних. Почему бы вам, уважаемый, не встать во главе всех?
Омраченный Светом же отказался, сказав:
– Низложить государя – значит нарушить долг.
Убивать людей – значит попрать человечность. Если
другой человек, пренебрегая опасностью, пошел на
преступление, то мне воспользоваться плодами его поступка
– значит опозорить свое имя. Я слышал, что "нарушивший
свой долг не получает своего жалованья; в земли, где нет
Пути, входить нельзя". Тем более же нельзя требовать
уважения к себе. Нет, я не в силах этого вытерпеть!
С этими словами Омраченный Светом обнял большой камень
и бросился в воды реки Лу.
В старину, когда возвысилось царство Чжоу, в местечке
Одинокий Бамбук жили два брата, которых звали Старший
Ровный и Младший Равный. Братья сказали друг другу:
– Мы слышали, что на западе живет человек, будто
бы постигший Путь. Давай пойдем туда и поглядим на него.
Когда братья пришли к южному склону горы Двуглавой, о них
услышал чжоуский царь Воинственный и послал Чжоу-гуна на
встречу с ними, Чтобы он заключил с ними клятвенный союз,
гласивший: "Примите должность первого ранга, жалованье
выдаю на две ступени выше. В подтверждение принесем жертву
и зароем ее".
Братья посмотрели друг на друга и сказали:
– Вот странно! Это совсем не то, что мы называем
Путем. В старину, когда Поднебесной владел Священный
Земледелец, он в надлежащий срок приносил жертвы со всем
почтением, но не молил о благоденствии. Он был предан людям
и доверял им, все содержал в порядке и ничего не требовал
для себя. Те, кому нравилось помогать ему в управлении,
управляли. Кому нравилось наводить порядок, занимались
этим. Он не возвышал себя ценой унижения других, не искал
выгоды для себя, пользуясь удобным моментом. А нынче
чжоусцы, видя, что у иньцев смута, стали сами управлять
миром. Верхи плетут заговоры и занимаются торговлей,
скликают войска и держат всех в страхе. За доверие выдают
клятву, данную на крови жертвенного животного. Превозносят
себя, дабы уговорить толпу. Ради выгоды убивают и
подвергают карам. Все это означает "смутой заменить
жестокость". Мы слышали, что древние мужи во времена
порядка не уклонялись от своего долга, а во времена смуты
не цеплялись за жизнь. Ныне же Поднебесная ввергнута во
мрак, доблести Чжоу померкли, и стоять рядом с ними –
значит запачкаться самим. Уж лучше этого избежать и
сохранить свое достоинство.
И оба брата отправились на север, на гору Первого
Солнца, где и умерли от голода.
Такие люди, как Старший Ровный и Младший Равный,
равнодушны к богатству и почестям, но они не должны
поступать дурно в угоду своим возвышенным помыслам,
удовлетворять лишь собственные желания и не служить миру.
Таков был долг тех двух мужей.
